Чарующее «Золото Алдана». Евгений Воробьёв, журналист

В российской литературе появилось произведение, которое не только читают, но и перечитывают. И написано оно в Уфе

Имя Камиля Зиганшина, - писателя, путешественника, предпринимателя, мецената, - и раньше не терялось в литературной и, в целом, в общественной жизни республики, а сейчас, в последние годы, и вовсе находится на слуху. Все чаще и чаще оно упоминается в журналистских хрониках - по самым разным поводам. Вот Камиль Фарухшинович выпустил роман-дилогию «Золото Алдана». Вот Зиганшин собрался в кругосветку «Огненный пояс Земли» (при том, что уже бывал до этого на вулканах Южной Америки и Африки, в Гималаях, на Аляске…, не говоря уже о российских просторах). Вот он успевает с другого континента вернуться в Москву, получить премию имени Николая Лескова (за «Золото Алдана»; премия им. В. Шишкова за то же самое была годом ранее). Тут же становится лауреатом премии им. Юрия Рытхэу, Тут же вручает отличившимся собственную премию «Рыцарь леса» - за охрану дикой природы. Затем взбирается на Арарат и водружает флаг предстоящих в Уфе детских Олимпийских игр (в его-то 62 года!), обещая при этом, что следующей вершиной станет греческий Олимп… Уф-ф! Это только то, что было опубликовано в нашей газете за последние пару лет, и то, что спонтанно всплыло из памяти.

А теперь - «новая новость»: национальная библиотека имени З. Валиди выдвинула дилогию «Золото Алдана» на соискание премии имени Салавата Юлаева.

Первая реакция: «Ну, естественно! Кто уже только ни оценил роман, только не мы! Или снова искать пророков в своем отечестве?». Вторая мысль: «Нет, это все же надо как-то аргументировать, может быть даже не столько для конкурсной комиссии, сколько для того, чтобы привлечь к роману нового читателя».

Что сейчас и делаю.

Допускаю, что профессионалам от пера, литературным критикам найдется, о чем поговорить по прочтении романа – и в плане задействованных художественных средств, и в плане использованных языковых пластов (автор признается, что переписывал свой труд 14 (!) раз), - мне же хочется особо выделить другую, не менее, на мой взгляд, важную особенность произведения. Это, - пожалуй, первый на стыке веков наднациональный роман в литературе нашей республики. (Мустай Карим – вершина до сих пор недосягаемая). Казалось бы, Камиль Зиганшин, по национальности, если не ошибаюсь, татарин, родом из туймазинских Кандров, любящий свои пенаты и много делающий для своей малой родины, должен черпать вдохновение из собственных генетических глубин, а он пишет о… староверах.

В том-то и дело, что не о староверах он пишет (не только о них), а об отношении людей – с обществом, природой, историей, друг с другом. То есть об общечеловеческих проблемах, волнующих всех и каждого, где бы они ни находились и к какому бы роду-племени ни принадлежали. В данном случае – на примере людей старой веры, что уже само по себе предполагает конфликтность в судьбах героев.

Но имеет ли автор моральное право на использование, казалось бы, столь далеко отстоящего от него материала? (Типа – с таким же успехом можно живописать и романы «про индейцев»). И вот тут – второе неподдельное удивление. Оказывается, – имеет. Потому что впечатление от прочитанного создается такое, будто автор находится рядом со своими героями и даже живет среди них. И то, что ощущение складывается абсолютно верное, подтверждает на все сто знакомство с биографией писателя. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять: наднациональность созданного произведения заложена …самой жизнью Камиля Зиганшина. (Кстати, случайно ли, что свою национальную принадлежность Камиль не выделяет ни в одной официальной биографии?)

Начать с того, что отец Камиля был военным, а значит - их семья изначально обрекалась на «путешествия» по гарнизонам. В школьные годы он работал в геологических партиях своего дяди, на Дальнем Востоке. И вообще много работал. Уже будучи студентом – устраивался то грузчиком в порту, то электриком, то матросом на китобойце, то кочегаром (на семь ставок!). А это, сами понимаете, - не что иное как трудовой и жизненный опыт, необходимый любому человеку, а будущему писателю – тем более. Высшее образование Камиль начинает штурмовать на том же Дальнем Востоке, а заканчивает в Горьком. Где встречает свою будущую жену Татьяну. Эту любовь он и считает главным приобретением в своей жизни. Доказательством чему сегодня могут служить их пятеро (!) детей – два сына и три дочери. Что тоже, кстати, может стать поводом для некоторого удивления. Потому что из Уфы Камиля вдруг снова потянуло в тайгу: он, радиоинженер по профессии, вдруг устроился охотником-промысловиком и четыре долгих сезона вместе с удэгейцами добывал соболя и другого дикого зверя в Хабаровском крае, где за ним были закреплены угодья площадью 100 000 (сто тысяч!) гектаров. (Сплошные восклицательные знаки, а как без них?). Потом уже начнется полностью уфимский период биографии Камиля Зиганшина, относительно спокойный. «Относительно» потому, что это тоже - сплошные поездки: по всей России и далеко за ее пределами, о чем мы уже упоминали. Вот откуда – полное проникновение в историческую, языковую, этнографическую правду героев, представляющих, по сути, малые осколки некогда чего-то громадного и великого, за кого автору и сочувственно, и волнительно, и обидно.

Обидно потому, что уж очень мало сегодня осталось чистого, честного, светлого, незамутненного. И в людях, и в природе, грубо, как сейчас говорят, безбашенно покоряемой нами же, людьми.

В этом еще одна важная грань нынешней деятельности Камиля Зиганшина, которая не могла не отразиться в романе: он – ярый поборник первозданности природы и последовательный ее защитник. Тонко чувствующий природу, проникший во многие нюансы ее бытия и умеющий передать это сочным, живым словом, Камиль знает, как жить в гармонии с окружающим. Он и в реальности, жил рядом с героями своего будущего романа, которые, в свою очередь, лишь общением с природой и выживали, поддерживая призрачную связь с внешним миром только через малые народы – такие же, как они, «осколки», чего-то безвозвратно уходящего. Вирус безвозвратности в сюжетной линии романа уже занесен – остатками белогвардейской колонии, схоронившейся от «дикой красной цивилизации» в глухих нагорьях Забайкалья. Но и их «интеллигентская цивилизация» губительна для чистоты приверженцев старой веры.

Община староверов, в свое время гонимая с родных мест, перебралась сюда из Ветлужских лесов еще в середине XIX века, совершив невероятной трудности переход через Урал и Сибирь, и обосновалась в забайкальских дебрях, буквально голыми руками, с минимумом инструментов отвоевав у тайги жизненное пространство. Вы только представьте: ни гвоздей, ни досок, ни ткани, ни железной утвари, ни «спичек-керосина» в тридцатых – пятидесятых годах ХХ века, когда жизнь уже невозможно было представить без электричества, авиации и автотранспорта,… Но – с нравственной, душевной чистотой. Вот такая неимоверная тяга к жизни, питаемая идеалами.

Недаром один из российских литературных критиков назвал «Золото Алдана» Зиганшина достойным продолжением «Угрюм-реки» Шишкова. Но детальный «разбор полетов», повторяю, - дело профессионалов, я же лично уверен, что дилогия Камиля Зиганшина, безусловно, - достойнейшее из художественных явлений в нашей литературе за последние полтора-два десятилетия.

Вернуться к списку рецензий