О диких степях Забайкалья… Светлана ЗАМЛЕЛОВА, Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств, прозаик, критик
Пафос, пронизывающий творчество известного путешественника, исследователя Сибири и Дальнего Востока, Камиля Зиганшина, можно определить словами самого писателя: «…В чудном творении Царя небесного – Природе-матушке и заключён вечный источник жизни для всего сущего и именно через неё, через Природу, Создатель, одухотворяя человека, пробуждает в его душе любовь и совестливость». Творчеством своим Камиль Зиганшин стремится передать ту одухотворяющую силу, заложенную Создателем в Природу, дабы пробудить в современнике любовь и совестливость.
Взаимоотношениям Человека и Природы, возникновению в человеческой душе любви ко всему живому, ко всему, созданному Творцом, посвящена и новая книга Камиля Зиганшина «Золото Алдана».
Книга-дилогия состоит из двух романов – «Скитники» и «Золото Алдана». Меньший по объёму роман «Скитники» представляет своего рода летопись Забайкальской старообрядческой общины. Но это не просто история возникновения и становления посёлка староверов. По жанру «Скитники» – это утопия. Могут возразить, что «утопией» принято называть изображение вымышленной страны, в то время, как существование староверческих общин не вызывает ни у кого сомнений. Но затерянные в тайге общины так же недоступны для глаз большинства читателей, как недоступен Город Солнца Т. Кампанеллы или остров Утопия Т. Мора. В то же самое время, Камиль Зиганшин не скрывает своей симпатии к староверам, и жизнь в старообрядческом скиту показана им как образец общественного устройства. Автор создал мир, изолированный от зла. Скитники живут по строгому уставу, за нарушение которого может последовать жестокое наказание, вплоть до изгнания. С внешним миром затворники не сообщаются, мирские соблазны не доходят до их уединённого, затерянного в тайге поселения. Жизнь скитников проходит в трудах и молитвах, «под вольным небом, среди лесистых холмов и чистых речушек» (с. 12). Такая жизнь одаривает человека чувством «слитности и родства» со всем окружающим миром, доставляя душе «особую усладу» (с. 13). И в это с лёгкостью верится, поскольку даже чтение «Скитников» оказывает поистине очищающее действие.
Роман стал гимном жизни и всему живому. Камиль Зиганшин не просто растворил своих героев в природе, он показал, что такое подлинное счастье для человека. «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят», – говорит Спаситель в Нагорной проповеди (Мф. 5:8). Герои «Скитников» и есть «чистии сердцем». Через единение с миром, живя в гармонии со всем живым, они зрят Бога.
Слитность и родство с окружающим миром воплотились в образе Корнея. Корней – русский по отцу и эвенк по матери – словно бы объединяет два знания: знание о твари и знание о Творце. Первое хранят далёкие от соблазнов цивилизации народы, для которых растворение в природе – естественное состояние; второе несёт в себе вероучение, Слово Божие. Владея этими знаниями, сохраняя любовь к твари и Творцу, человек обретает блаженство, доступное некогда первым людям, жившим в саду Эдемском. И неспроста Корней выделяется даже среди своих соотчичей: ещё младенцем он не мёрзнет на холоде, ходит босиком по снегу, зимой купается в промоинах реки. «Это был удивительный ребёнок. От него исходили волны тепла и доброты. Не только дети, но и взрослые тянулись к нему. Их лица при виде Корнейки озарялись улыбкой: как будто перед ними был не ребёнок, а маленький ангел» (с. 80). Корней понимает животных, и животные понимают Корнея и не раз приходят к нему на выручку. Одни из самых замечательных страниц романа – это рассказы об обитателях тайги: рыси, медведе, лосе, зайце, беркуте, волке.
«Портреты» животных – очевидная удача автора, прекрасно знающего и любящего своих четвероногих и пернатых героев. Общение с животными на страницах романа как нельзя лучше подтверждает мысль автора о том, что «…через Природу Создатель, одухотворяя человека, пробуждает в его душе любовь и совестливость» (с. 13). О том же говорят и герои романа. «Сидел я как-то на зорьке в шалашике на берегу Ветлуги – в матёрой Расеи то ещё было, – рассказывает Корнею его дед Никодим. – Смотрю, опустилась на воду парочка крякв: селезень с уточкой. И так стали обхаживать друг дружку, такая радость и любовь, такое счастье исходили от них, что внутри у меня тогда всё перевернулось. Ружьё подниму, прицелюсь – а стрелять не могу… И так несколько раз. С тех пор охоту и бросил… Лучше уж погляжу, полюбуюсь на живых. До чего они все красивые и ладные! И ведь у каждого свой характер, свой порядок, свои привычки. Я так думаю – не стоящее это дело под живот жизнь подлаживать! Лучше добрые дела творить. Больных, к примеру, на ноги ставить. Тогда благодать в душе и поселится…» (с. 100)
«Не подлаживай жизнь под живот. Тогда в душе поселится благодать», – таков, пожалуй, лейтмотив романа «Скитники». Вокруг этого стержня развивается повествование, снова и снова подтверждая истинность простых и всем понятных слов. При этом автор не скатывается в банальность и морализаторство. О «Скитниках» нельзя сказать, что это очередной роман о деревне, о том, как гибнет Россия или о том, как бывший десантник построил храм и стал батюшкой. Герои не кажутся ряжеными, а вера и молитва воспринимаются как гармоничная часть их жизни, и в первую очередь потому, что вера наполняет жизнь, а жизнь соотносится с верой. «Скитники», как, впрочем, и «Золото Алдана», подлинные произведения национальной литературы, свободные как от патологических пристрастий либерального толка, так и от патриотической любви к очеркистике, точно принципиально лишённой художественности. Кроме того, книга Камиля Зиганшина свидетельствует о возвращении в отечественную литературу героического. Правда, в обоих романах героическое выражено по-разному. В любом случае, героизм – это преодоление себя, преодоление собственной слабости и плотяности.
Корней в «Скитниках» – род негромкого, не всегда заметного другим, повседневного героизма. Жизнь в тайге не бывает простой. Нередко только мужество позволяет выжить герою романа. Как, например, в главах «Горное озеро» или «Перекочёвка». Медведь-шатун вспугнул оленью упряжку, оставленную ненадолго Корнеем. И Корней вынужден добираться до кочевья эвенков пешком. Двадцать вёрст через горы по жестокому морозу. «Каждый шаг давался с трудом. <…> Вокруг деревья трещат от мороза, шапка и воротник забелели от инея, а от Корнея пар валил так, словно он только что выскочил из жарко топленой бани. Моля Господа о милости, парень шёл и шёл, изредка останавливаясь, чтобы восстановить дыхание. Лучистые бриллианты звёзд на чёрном небосклоне, восхищённо перемигиваясь, дивились упорству человека» (с. 165).
«Непорочной душой» называет Корнея старатель Лешак (с. 176). Даже россыпи золота оставляют Корнея равнодушным. В то время как Лешак, человек бедовый и неугомонный, признаётся Корнею, что золото «душу в ополон берёт» (с. 178). Хочется Лешаку зажить как все люди. Хочется пыль пустить в глаза односельчанам, «штоб знали они, што Лешак не пропащий человек и што душа у него щедрая!» (с. 178). Но суетны желания Лешака, и не праведным трудом тщится он получить желаемое. И оттого нет ему счастья. Нет счастья до тех самых пор, пока и перед ним не открывается знание о Творце, и свет Христов не проливается и на его заблудшую душу.
А чистому сердцем и непорочному душой Корнею доступно скрытое от других. Когда-то отроком его дед Никодим «услышал треск повалившейся от старости ели. Падая, та переломила ствол росшей рядом осины. – Больно, больно! Помогите! – донеслось до Никодимки. Он кинулся на помощь, но ни под деревом, ни возле никого не обнаружил. Перепуганный мальчонка рассказал о странном крике Варлааму. Выслушав ученика, он посветлел: – Сынок, мёртвого на земле ничего нет. Божья сила разлита по всему, что нас окружает. Она и в дереве, и в скале, и в озере, и в зорьке. Всё вокруг живое. Только не каждому дано это чувствовать. Коли ты услышал боль дерева, стало быть, дарована тебе свыше способность воспринимать чувства других…» (с. 20). Вот и Корней способен общаться с животными; ему доступны старинные клады, которые не идут в неправедные руки; а в найденном среди брошенного поселения единоверцев необыкновенном камне Корней видит странные картины – прошлое открывается ему.
Продолжением и развитием «Скитников» стал роман «Золото Алдана», далёкий от жанра утопии и приближающийся, скорее, к жанру авантюрного романа. Вместе с тем, в «Золоте Алдана» автор предпринимает попытку охватить всю историю России, связать в единую цепь далёкие и внешне не связанные события, предложив читателю свой взгляд на причины роковых событий а нашей стране. Так, например, по мнению Камиля Зиганшина, беды, поразившие русский мир в ХХ в., зародились ещё в XVII, когда «в угоду властолюбцам» (с. 594) истинная православная вера претерпела на Руси вмешательства и попрания. И подобно тому, как пала после принятия Флорентийской унии Византия – Второй Рим – так пал в результате раскола православной веры и Третий Рим, то есть Москва. Чему подтверждением стало царствование Петра I, лишившего страну самобытного уклада и символически перенёсшего русскую столицу на Запад, в Санкт-Петербург. И «Скитники», и «Золото Алдана» созданы горячим желанием Камиля Зиганшина показать читателю, какой силы веру, какой жизненный уклад и какой человеческий тип утратила Россия с проведением церковной реформы XVII в., с уничтожением значительной части «старолюбцев» или ревнителей «древлецерковного благочестия».
Нет никаких сомнений, что книга Камиля Зиганшина пробудит в читателе подлинный интерес к старообрядчеству – сложно не разделить симпатии автора к его героям старолюбцам. Сложно лишь, вслед за староверами, признать патриарха Никона прародителем зла и согласиться с тем, что все беды и пороки завелись на Руси с Раскола. Найдутся и оппоненты у автора «Золота Алдана». «Что же это получается? – спросят они у писателя. – Выходит, плохие никониане, исполняя заветы древлеправославных старцев, созиждут Третий Рим, а хорошим старолюбцам до этого самого Рима и дела нет? Им бы самим чистенькими остаться? А ну как все никониане в леса подадутся? Тут уж, как Демьян Бедный писал, “чтоб осталось от Москвы, от Расеи”!» Но Раскол – это один из главных русских вопросов, точных и прямых ответов на которые нет. И таких вопросов в книге содержится немало. Революция и цареубийство, еврейские революционеры и русский народ, вера и смысл жизни… Кто прав? Кто виноват? Откуда что берётся и куда потом исчезает? Русская жизнь в силу целого ряда только ей присущих особенностей изобилует странными, необъяснимыми и непредсказуемыми явлениями, разобраться в которых никому, пожалуй, не под силу.
Начало романа приходится на годы Гражданской войны. Один из героев «Золота Алдана» поручик Орлов, описывая поход против красных генерала Царской армии Пепеляева, так заканчивает свои записки: «До сего времени у него было чёткое понимание, что есть долг перед Отечеством и что есть подвиг, что есть честь и предательство, смелость и трусость, и без колебаний он бесстрашно боролся за торжество своих идеалов. Но за эти месяцы всё смешалось, и теперь сам генерал запутался. Он не мог понять, в каких деяниях он прав, а в чём ошибался. Нарушилась его дотоле равновесная система координат. Всё, что казалось несокрушимым, стало зыбким, как на болоте. Откуда у красных такая убеждённость в своей правоте и как им удалось обратить в свою веру миллионы людей? Кто искренне заблуждается – он или они? Кто на верном пути к Истине? Это для него, как, впрочем, и для всех нас, осталось неразрешимой загадкой» (с. 579). И автор, проявляя мудрость и такт, никого не судит и не выносит приговоров с высоты времени, рассуждая устами поручика Орлова: «Нет абсолюта – всё относительно» (с. 286). Человек, каких бы убеждений он ни придерживался, всё равно остаётся человеком. И потому каждый, кто попирает «смерть мужественной верой в свою правду, неважно, красный он или белый, <…>достоин звания героя» (с. 570).
Героизм в «Золоте Алдана» совсем иного рода, нежели в «Скитниках». Наравне со староверами, после Гражданской войны в тайге селятся белые офицеры и казаки, проигравшие, но не сдавшиеся и не изменившие присяге. «Прав он был или ошибался, – рассуждает автор о полковнике Лосеве, погибшем в бою с красноармейцами, обнаружившими поселение белых, – сказать трудно: не существует одной всеобъемлющей истины. Просто честно исполнял то, что повелевали долг и присяга» (с. 328).
Главный враг для человека – он сам. И Камиль Зиганшин многократно подчёркивает, что преодоление себя, верность, не смотря ни на что, слову и долгу – это и есть героизм, хотя и проявляться он может по-разному. «Смерти только дурак не боится, – говорит в романе полковник Лосев. – Но есть такие понятия, как долг, присяга – нарушить их не могу» (с. 248). Полковник Лосев выведен в романе как образец мужества и чести. Даже, нуждаясь в деньгах и решившись для сбора нового ополчения на разбой, полковник Лосев убеждает соратников не грабить старателей, а взять у них золото в долг. И действительно, спустя время, офицеры, к удивлению золотоискателей, возвращают им долг сполна – так велит честь.
Проходит время. Но грохот войн и строек лишь слабым отзвуком отдаётся в тайге. Ни огромные преобразования, ни новые реалии не могут поколебать веры и жизненного уклада старолюбцев…
Увлёкшись историей Раскола, проникнувшись восторгом перед несгибаемой, испытанной кострами верой предков, один из отроков общины – Капитон – как-то решил «исполнить свою давнюю мечту: предстать через подвиг самосожжения и распевания в огне псалмов, пред очи Всевышнего» (с. 538). К счастью, мечту осуществить не удалось – Капитон не сгорел. Зато скит выгорел дотла. Незадолго перед тем общину потрясли необычайные происшествия – грех, совершённый одним из скитников, замутил ревностно охраняемую общинниками чистоту. Тень греха пала на всю общину. И дело не только в близости сквернодейства к невинным душам. Один грех, как это всегда бывает, влечёт за собой другой – возмущённые скитники не удержались от осуждения незадачливого ближнего. В итоге огонь становится очистительным для всей общины. А новый молельный дом из дикого камня словно символизирует укрепление веры после тяжёлых испытаний. Несколько страниц, посвящённых горячей, в прямом и переносном смыслах, вере Капитона, являются, пожалуй, одними из самых ярких в романе – так тонко и лаконично, с таким точным пониманием психологии подростка выписан образ Капитона. Так парадоксально прекрасен лесной пожар – завораживающая огненная стихия. Таким глубоким смыслом наделено произошедшее.
Нужно отметить, что в «Золоте Алдана» есть всё, что делает чтение занимательным и увлекательным. Помимо описания красот тайги, быта эвенков и якутов, читателя встретят опасные приключения и перестрелка, война, погоня и неожиданные встречи, нападения диких зверей и не менее диких людей, мистика, любовь, трагическая гибель героев…
Но желая, возможно, сделать повествование интересным как можно большему числу читателей, автор прибегнул к новомодным приёмам, введя в роман, по аналогии с сюжетами о чаше Грааля, сюжет о поиске ларя с прядью волос Христа. А также рассказ в стиле New-Age об общении одного из старолюбцев с неким Сибиричем, духом гор, который является «наместником Творца на этой территории и подвластен Ему и Главному Горному Духу, живущему на Тибете, там, где находится пуповина Земли – место прямого общения с Творцом. Вы то место именуете Шамбалой» (с. 489-490). Но отдав дань моде, автор немедленно вступил в противоречие с заявленным им же самим духом произведения. Да и с художественной точки зрения, обе линии ничего не добавляют роману, и без того богатому увязанными между собой происшествиями и событиями. Православие, как старого, так и нового порядка, отвергает саму возможность общения с духами, наставляя, ни в коем случае не входить в контакт с ними, кем бы они ни рекомендовались. Поучительные примеры содержатся в житиях святых. Таково, например, житие преподобного Симеона Столпника. «Диавол, ненавистник всякого добра, принял вид светлого ангела и показался святому вблизи столпа на огненной колеснице с огненными конями, как бы сходящим с неба и говорил: – Слушай, Симеон! Бог неба и земли послал меня к тебе, как видишь, с колесницей и конями, чтобы взял я тебя, подобно Илие, на небо (4 Цар. 2:11); ибо ты достоин такой чести за святость жития твоего, и пришёл уже тебе час вкусить плоды трудов своих и принять венец похвалы от руки Господней. Поспеши же, раб Господень, узреть Творца своего и поклониться Тому, Кто создал тебя по образу Своему; желают и тебя увидеть ангелы и архангелы с пророками, апостолами и мучениками.
Святой не распознал вражеского прельщения и сказал: – Господи! Меня ли, грешника, хочешь взять на небо?
И поднял Симеон правую ногу, чтобы ступить на огненную колесницу, но вместе с тем осенил себя крестным знамением. Тогда диавол с колесницей исчез, как пыль, сметённая ветром. А Симеон познал бесовское прельщение, раскаялся и ногу свою, которой хотел ступить на бесовскую колесницу, казнил тем, что стоял на одной той ноге целый год».
«Выйди от меня, Господи! Потому что я человек грешный» (Лк. 5:8), – восклицает апостол Пётр, впервые увидев чудеса, творимые Спасителем. Но общинники, блюдущие «древлеправославное благочестие» оказываются лишены апостольского смирения. Изосим, вступивший в общение с духом Сибиричем; община, уверовавшая в собственную избранность, приняв ларь с прядью волос Спасителя как свидетельство того, что Второе Пришествие состоится на территории общины – стойкие перед всевозможными искушениями, скитники, как один, впадают в прелесть.
И совсем иначе воспринимаются сказки и поверья эвенков, ненавязчиво вплетаемые автором в текст романа и оттого словно бы расцвечивающие повествование.
Немало в романе и подлинно забавных страниц. Такова, например, встреча топографической экспедиции с якутом Фёдором, ладящим мелкую домашнюю утварь и отливающим пули для охоты из… золота. Благо его кругом в избытке! «На низко подвешенной полке с посудой тускло поблёскивали ложки из жёлтого металла. Андрей Ермолаевич сразу определил, что они золотые. – Фёдор, откуда у вас такие ложки? – Сам отлил. – Как это? – изумился топограф. – Грел жёлтое железо на сковороде. Когда стало как вода – лил в глиняный след. Русский инженер так учил. Ещё кружку лил. Однако кружка худой. Чай быстро холодный. Миску лил. Ещё пули лил на амаку (медведя) – Да вы с ума сошли! Это же золото! Какое преступное невежество! За такую ложку можно тысячи алюминиевых купить! Стране для подъёма промышленности остро не хватает валюты, а ты золотыми пулями по зверю палишь! Какой абсурд! – сокрушался начальник партии. – Так нету люминия и свинца нету. Что есть делаю – что плохого? Кому надо – приходи бери, не жалко. Фёдору много не надо. Я жёлтое железо не торгую. Только для себя беру мало-мало…» (с. 384-385).
Книга Камиля Зиганшина – это достойнейший образец современной русской прозы. Нужно признать, что современная нам русская литература совершенно явственно разделилась на русскую и русскоязычную. Русскоязычной стоит называть литературу, созданную на русском языке, но существующую вне национальной эстетики. То есть вне общего в художественном воспроизведении и восприятии объективно прекрасного или объективно ужасного, что присуще носителям одного языка и одних культурных ценностей, связанных к тому же с одной историей и с одним пейзажем. Именно русскоязычная литература играет сегодня заглавную роль, именно русскоязычная литература с не меньшим комфортом, чем когда-то материалы партийных съездов, расположилась на книготорговых полках. Одновременно в среде русских писателей сложилась какая-то мода на заунывную очеркистику, мода довлеющая, не позволяющая русской литературе вздохнуть свободно, выбраковывающая зачастую непохожие образцы. И в высшей степени отрадно, что книга Камиля Зиганшина, охраняя национальное эстетическое начало, представляет иной мир, отличный от большинства современных книг, написанных на русском языке.