Камиль Зиганшин

МУДРЕЦ ИЗ КЛЯШЕВА

Опять пришла пора листопада. Смотрю на плывущий в воздухе одинокий золотой лист и думаю, что люди подобны листьям – их так же подхватывает ветер суетных дел, вертит, носит, пока не опустит на землю увядших душой и немощных телом. Лишь единицам удается лететь только им ведомым путем, одолевая порывы ветра силой своего духа. Один из них Мустай Карим - духовный пастырь Башкортостана.

Давным-давно, в детстве, меня, приехавшего с родителями с Дальнего Востока, везли на родину отца - село Чукадыбашево, вытянувшееся единственной улицей вдоль ручья, стиснутого увалами Белебеевской возвышенности. Заключительную часть пути добирались на лошадях. Один из попутчиков, прощаясь, почему-то спросил: «Малец, а твой аул где?» Я указал рукой в сторону зависшего над холмами светила. Странник задумчиво посмотрел на череду увалов и обронил: «Счастливый, твоя дорога ведет к солнцу!».

Этот рядовой эпизод почему-то крепко врезался в мою память и когда я думаю о Мустае-агае, он невольно выплывает из неё. Подобная ассоциация, думаю, не случайна. Многие, чья жизнь связана с литературой, в своих творческих исканиях невольно стремятся подняться, дотянуться до светила, имя которому Мустай Карим.

Теплые лучи его душевного, мудрого, наполненного добротой и любовью творчества питали и продолжают питать писательскую поросль, пробуждая в ней стремление искать и осваивать новые сюжеты, оттачивать язык.

Прошли годы со дня ухода Мустая-агая в «дальнее странствие вне времени», а я никак не могу смириться с тем, что о нем следует писать в прошедшем времени. Казалось бы, Всевышний не поскупился и отмерил ему без малого 86 лет.

Ничего не скажешь – почтенный возраст. Но, зная ясность, образность его суждений и в преклонные годы, вспоминая озорные мальчишеские искорки, брызжущие из глаз, оригинальный, присущий только ему «мустаевский» юмор, сердце не соглашается с этим вполне здравым выводом.

Сам же он готовился к неизбежному переходу в иной мир спокойно, без суеты, и ушел с умиротворённой улыбкой на лице. Еще в 1999 году Мустай Карим писал:

«…Ведать не ведаю, сколько осталось –
Дольше, чем нужно, не надобно мне.
Мера важна. И бессмыслен избыток,
Коль через край наливаешь вино:
В землю уйдет он, желанный напиток,
В землю уйдет, пропадет все равно…»

2.

Между нами, довольно неожиданно для меня, как-то сразу сложились теплые взаимоотношения. И хотя встречались мы довольно редко (чаще созванивались), возникшую духовную связь я всегда ощущал почти физически. Порой сами собой в моей голове происходили мысленные диалоги с ним. И что занятно, когда я набирался смелости и звонил, Мустай-агай удивлялся: «Как угадал? Я вот ищу твой телефон».

Визитами старался не обременять: дорожа возможностью позвонить или зайти к нему, я опасался показаться назойливым. Хотя каждая минута общения с Мудрецом была для меня подобна бесценному, живительному напитку, каждый глоток которого надо смаковать - такой был в нем (при всей шутливости его манеры общения) содержательный и всегда неожиданный смысловой вкус. Вливаясь в душу, этот «напиток» пробуждал желание творить, простите за высокопарность, доброе, вечное.

Сейчас-то я понимаю, что уважительно-деликатное, почти нежное отношение к человеку - это просто органичное свойство натуры Мустая Карима. Он с симпатией относился к людям, встречавшимся на его жизненном пути, не подразделяя их на разряды. В каждом видел личность, достойную уважения. Его искреннее, не показное внимание естественным образом сочеталось с иронично-шутливым и требовательно-строгим отношением к самому себе, всемирно известному Поэту. Это редкое качество, больше всего восхищало меня.

Конечно, у него, как у человека талантливого, были враги и завистники, тем более что он всегда твердо и убеждённо отстаивал свои жизненные принципы. Но Мустай-агай старался не замечать их, а сам хулой всех и вся не занимался.

Человек чистейшей совести, никогда не предававший идеалов справедливости, Мустай Карим смущал своим образом жизни людей лживых и корыстных. Кого-то из них, возможно, даже побуждал задуматься о необходимости жить по чести, кого-то предостерегал от малодушных поступков, соблазна клеветы.

Когда мы колебались в выборе за кем идти, кому верить, его простые и точные слова разрешали сомнения, давали нам моральную опору. Это было особенно важно во время разрушительного перевода экономики страны на рыночные рельсы, сопровождавшегося потерей ориентиров у большинства населения.

Его слова воздействовали с силой бесспорной истины, потому что шли из глубины очень совестливой души, искренне желавшей людям добра и счастья. У него, как и у любого из нас, были, наверное, свои недостатки, но они меркнут перед его душевной щедростью и прозорливостью.

Я не раз замечал, что даже когда Мустай-агай молчал, то он своей особой энергетикой, приветливым взглядом создавал вокруг себя атмосферу сердечности и радушия.

У Мустая Карима и походка была особенной. Походка человека мудрого, сердечного. При этом он никогда не демонстрировал своей значительности, наоборот, не скупясь, делился с людьми талантом делать жизнь содержательной, интересной. Мысли и чувства, выраженные в его поэзии и прозе, непонятное делали понятным, сложное - простым. Может быть, он был посланником Всевышнего на земле Башкортостана?

Мы, современники, вряд ли можем в полной мере осознать значение роли Мустая Карима в судьбе нашей Республики (возможно и России в целом). Его место в мировой культуре определит время. Только оно - беспристрастный аналитик, даст точную оценку его философско-романтическому творчеству. Но уже сейчас бесспорно, что книги Мустая Карима помогут читателям будущего ощутить истинную, неискаженную в угоду политике атмосферу чудовищных изломов, не раз кореживших Российское государство весь ХХ век.

Религией Мустая Карима, по его же признанию, была СОВЕСТЬ. Он чутко прислушивался к ее голосу, она была для него судьей и высшим законом. Это крайне важный, основополагающий принцип его жизненной философии. Такой мировоззренческий взгляд близок и понятен людям и находит отклик в их сердцах. Посудите сами: совесть присуща только человеку. Не есть ли это подтверждение присутствия Бога в каждом из нас? Из этого логично предположить, если у человека нет совести, стало быть, Бог его покинул, то есть этот человек – животное. Совесть, а не разум, главное в людях. И только жизнь по совести, залог того, что она будет счастливой, и потомкам не придется стыдиться деяний родителей.

3.

В книгах Мустая Карима, впитавших мудрость народа, всегда присутствует особая игра слов и суждений. Его манера письма неподражаема и присуща только ему. Ее ни с чем не спутаешь. Мало кто умеет так зорко взглянуть на обыденное и подметить в нем новое свойство и при этом дать ему глубокую и вместе с тем неожиданно свежую трактовку.

Над тайнами многослойных залежей его творческого наследия, отличающегося афористичностью и философской глубиной, предстоит потрудиться не одному поколению ученых-филологов. По произведениям кляшевского мудреца и неисправимого романтика будут защищены еще не одна докторская и кандидатская диссертации. Столь многогранны и многозвучны его творения.

Пройдет время, и не исключено, что имя Мустая Карима станет еще более почитаемым в России: к Салавату Юлаеву нынешняя слава тоже шла неспешно, через века. К сожалению, с оговоркой: если не остановится начатое в конце ХХ века, кем-то умело режиссируемое через СМИ, сталкивание России в пропасть примитивизма с культом потребления и насилия. И все это в ущерб и за счет духовности. Я говорю об общей тенденции. Страшит то, что она нарастает, а сопротивление пока невелико. Видимо это оттого, что вниз спускаться легко, а подниматься к вершинам мировой культуры и духовности непросто, требуются усилия, порой изрядные.

К сожалению, целенаправленно формируется «вау-поколение», не читающее, в своем большинстве, народных сказок, Чехова, Лермонтова, Куприна, не слышавшее (просто негде) классической музыки, опустившееся по уровню словарного запаса до невежественной Эллочки из «Двенадцати стульев». Поколение, ориентированное на чувственные удовольствия без ограничений, обязательств и духовных потребностей. А ведь все, что не растет, не развивается – чахнет. Незаметно, медленно, но чахнет. Многое мы уже потеряли – гордость за свою страну, рабочий класс... На большинстве заводов за станками одни пенсионеры. Это трудно восстанавливаемые потери, но федеральная власть почему-то упорно не замечает этих проблем. Однако будем оптимистами, как Мустай-агай. Завершится ненастье, разойдутся тучи и вновь засияет над Россией солнце. Но само собой это не произойдет. Нужно усилие каждого.

По сравнению с большинством регионов России, народ в нашей республике живет заметно лучше. Может, это следствие, того, что Башкортостан в самые тяжелые годы тянули два могучих коренника: Поэт и Президент.

Проводив Мустая Карима в дальнее странствие, мы потеряли не только Поэта и самобытного Мыслителя, мы потеряли, как мне представляется, духовного лидера, которому доверял народ. Кто теперь равен ему?

4.

Завершая свои скромные заметки о Мустафе Сафиче, позвольте проиллюстрировать несколькими примерами самобытность «мустаевского» юмора.

На правительственном приеме в честь 85-летия Мустая Карима, настал момент, когда гости разошлись. Задержалась делегация из Татарстана и члены правительства. Они собрались в фойе у выхода из банкетного зала и ожидали юбиляра. Я тоже стоял в этой группе, поскольку плащ Мустафы Сафича висел в гардеробной вместе с моим на одной вешалке. (Мустай-агай сказал: «Камиль, ты человек ответственный, повесь мой плащ вместе со своим»).

Вот видим, юбиляр тихонько идет через зал, склонив голову набок и слегка прихрамывая, а в левой руке на уровне груди держит…. кусок вяленой конины. Идет и с хитрым прищуром улыбается. Все конечно застыли в недоумении – зачем это вдруг ОН мясо с собой взял. Кто-то предположил «Так много было тостов, что и поесть не успел».

Тем временем Мустай-агай подходит к нам и по-мальчишески озорно вопрошает:

- А что, на посошок не будем?

Все заулыбались, оживились. Официантки тут же принесли поднос с «Шаляпинской», закуски. Так и выпили «на посошок». Кстати, до этого на протяжении всего банкета Мустафа Сафич пил только минеральную воду. «Посошок» предложил только после того, как убедился, что вечер завершился, да еще столь успешно. Он и без вина весь вечер был весел и счастлив со своими гостями. В прекрасном настроении были и его дети: Ильгиз и Альфия. Альфия Мустаевна, обаятельная, умная и деятельная женщина, успела обойти всех многочисленных гостей, съехавшихся со всех концов страны, и каждому уделить внимание.

Вспоминается и еще один любопытный момент того же дня, но уже во время антракта торжественного заседания в театре оперы и балета. Мустафа Сафич беседует в окружении людей с другом, народным писателем Казахстана, Абдижамилом Нурпеисовым. Неожиданно сквозь плотный круг протискивается оператор телевидения и решительно протягивает Мустаю- агаю книгу с ручкой:

- Жена сказала, без автографа Мустая Карима домой не пущу!

Мустафа Сафич, не прерывая беседу, что-то написал. Через плечо счастливого парня читаю: «Вы уж пустите своего мужа домой. М.Карим».

Необычный автограф сделал Мустай-агай и мне, когда дарил книгу «Мгновения жизни». «Дорогой Камиль, ты о зверях и других божьих тварях пишешь не хуже, чем я о людях. С давней симпатией. М. Карим». Как после таких слов писать плохо?! Не имею права!

Мустафа Сафич всегда был внимателен к творчеству собратьев по перу. Испытал это на себе и я.

В 2004 году в журнале «Бельские просторы» (великолепный, кстати, журнал) опубликовали сокращенный вариант моего романа «Скитники». Вскоре звонит Мустафа Сафич и спрашивает: «Как, Камиль, со временем? Можешь завтра заглянуть, чайку попьем?» На следующий день встречаемся, и каково же было мое изумление, когда увидел на его столе «Скитника», исчирканного пометками на полях. Сразу бросилась на глаза крупная надпись: «Страшное дело. Однако, хорошо!». (Это он спародировал одного из моих литературных героев). После доброжелательного обсуждения замечаний, я поблагодарил Мустафу Сафича за советы и, почувствовав, что рукопись задела его сердце, попросил написать предисловие. Он, неожиданно для меня, сразу согласился. Дочь Мустафы Сафича, провожая до лифта, с некоторой обидой, видимо оттого, что я внешне никак не проявил своего восторга, сказала: «Ты не думай Камиль, папа не всем предисловия пишет».

Дорогая Альфия Мустаевна, я это прекрасно понимал! Моя сдержанность проистекала от желания не превращать идущее от доброты согласие Вашего отца в обязательство: не найдет времени написать, ну и ладно, значит были дела поважней. Но ведь написал-таки! Вот такой он, Мустай-агай – обязательный и ответственный во всем человек, человек слова.

И снова в памяти всплывают слова «Твоя дорога ведет к солнцу», но уже с мустаевской раздумчивой интонацией. И мимолетная фраза полувековой давности обретает для меня символическое значение. Она напоминание, что жизнь человека – дорога к Солнцу. И хорошо, если такой она станет для каждого…