ХОЖДЕНИЕ НА КАМЕНЬ*

См. также гл. 1

Глава 2

Разбившись на группы, два дня мотаемся по живописным, местами обледенелым, кряжам, собирая материал для энциклопедии.

Господствующая над всеми окрестными отрогами Байдарата оказалась самой удачной точкой для фотосъёмок.

С неё хорошо видно, как с заснеженного водораздела тоненькими серебристыми нитями стекают речушки.

Самая заметная из них - Малая Хууата. Достигнув подножья горы, она устремляется на восток, туда, где хребты расступаются и открывается проход в широко раскинувшуюся тундру.

Завершив запланированные радиальные маршруты, мы к ней и направились по забитому, где курумником, где многометровым фирном, корытообразному жёлобу.

Пройдя по берегу реки ещё километров семь,

собрали катамараны, тщательно закрепили груз и понеслись по тёмно-зелёной воде, то и дело зарываясь носами в стоячие волны.

Несмотря на сильное течение, комары не отстают - серая туча так и висит над нами.

Каждая минута дарит новые виды и впечатления. Вот показались стоящие по колено в воде дикие северные олени. Они не обращают на нас внимания. Даже обидно как-то. На плёсах то и дело вспугиваем стайки гусей, уток.

Горы всё ниже. Пошли холмы со сглаженными вершинами. Их зелёные склоны, а пойма особенно, раскрашены весёлой палитрой бесчисленных цветов.

Появились первые лиственницы, правда, довольно худосочные.

У меня почему-то пропал аппетит. Приём пищи превратился из желанного действа в необходимую процедуру. Вдобавок к этому стали опухать кисти рук. Опухать настолько, что пальцы в кулак сжимаются с трудом и не до конца.

Вчера нам изрядно пощекотал нервы семикилометровый Беломраморный каньон, пропиленный в каменистом плато мощной струёй Малой Хуааты.

Особенно жутко было при входе в горловину - за резким сужением следовал не менее резкий поворот.

Здесь творилось что-то невообразимое. Тугая струя, с силой врезаясь в ребристую каменную стену, вскипала водоворотами, вздымалась мощными буграми, а маневрировать из-за малой ширины русла будет довольно сложно.

Чтобы избежать осложнений, поднялись на отвесный берег для разведки. Каньон отсюда выглядел ещё более грозно. Пройдя по его кромке, обсудили и детально согласовали прохождение самых опасных участков. Благодаря этому наш экипаж прошёл горловину и пороги без единой царапины, а второй экипаж решил прорваться без разведки, и зря. Корму припечатало к скалам так, что катамаран едва не опрокинулся. Хорошо рама крепкая, выдержала. Но левый баллон порвало. Выплыв на тихую воду, ребята сразу причалили к берегу. Разгрузили платформу и вытащили судно на берег. Здесь наш главный фотограф и неутомимый балагур - Петя Захаров мастерски зашил разрыв капроновой ниткой, а Боря Добровольский наложил на смазанное клеем место заплатку.

Через полчаса мы уже вместе мчимся по «трубе».

Зажатая среди отвесных стен речка, без устали металась из стороны в сторону, резко падая на порожистых сливах. И это среди идеально ровного плоскогорья! Отгребаться от торчащих камней пришлось столько, что под конец вёсла буквально валились из рук.

На участках между порогами попадались ямы глубиной до пяти метров. В прозрачной воде были хорошо различимы тёмные силуэты крупных рыбин - неужели таймени?! Опустили блесну – к ней тут же метнулось несколько чёрных молний.

Сильный удар - хищная рыба глубоко заглотила обманку. Осторожно подтягиваем рвущуюся на глубину добычу. Вот показался огромный, цветистый, как радуга, спинной плавник - хариус! Но какой крупный!

Когда вытаскивали на катамаран второго, удилище сломалось в месте соединения колен. В итоге, пока проходили каньон,

заодно натаскали радужных рыбин и на уху и на жарёху.

На одной, особенно уловистой, яме

я предлагаю постоять с пару часов, но Коля непреклонен – итак выбились из графика.

Плывём по размашистой равнине с тучными лугами, покатыми холмами. На них сиротливо стоят уродливо изогнутыми свечками обтрёпанные ветрами, скрюченные морозами лиственницы.

Тут Малая Хуаата впадает в речку Байдарату, по краям прикрытую всё ещё нерастаявшими с зимы наледями. Теперь нас сопровождает не только шум воды, но и периодический грохот, похожий на раскаты грома. Это падают, рушатся на припёках увесистые глыбы прибрежного льда.

***

Лиственницы радуют глаз всё чаще. Местами они уже растут рощицами.

Без осложнений прошли ещё один щелеобразный, правда покороче предыдущего, каньон, глубиной метров двадцать. Его дно густо усыпано отвалившимися от стен громадными камнями и чтобы не напороться на них, приходилось грести на пределе сил. Тут нас неожиданно атаковала пара копчиков. Один из них выстрелил струю помёта прямо в наш катамаран. Видимо где-то рядом гнездо с птенцами и обеспокоенные родители отгоняли пришельцев.

Там где берег пологий и илистый, по отпечаткам лап можно определить кто обитает в этих краях. Встречаются следы и крупных хищников: медведей, полярных волков.

Все дни сплава, вечерами и во время остановок мы выуживаем из хрустально чистой, с изумрудным отливом воды громадных, весом до трёх килограммов (!) чёрных хариусов со спинными плавниками, напоминающими развёрнутый парус. Красивые и сильные рыбины – схватив блесну, бьются с такой силой, что ещё у одного спиннинга в двух местах переломился гибкий хлыст.

Теперь рыбное меню каждый день. Особенно полюбился всем свежепосоленный хариус. Нарезанный тонкими ломтиками он буквально тает во рту!

После впадения в Байдарату Большой Хууаты, оказавшейся почему-то заметно меньше Малой, Байдарата - уже полноводная, широкая река. Уральские горы отсюда уже чуть видны.

Шиверы и белопенные пороги исчезли, тем не менее, течение сохраняет завидную резвость. Казалось бы, плыви и радуйся, но увы - надо причаливать, закидывать рюкзаки на спину и тридцать километров, с катамаранами в руках, топать по тундре на юг к реке Щучья.

Ох, как тяжко, оказывается, идти с грузом по мшистому ковру тундры. От дурманящего запаха дружно цветущего багульника кружится голова. Здесь он повыше, чем в горах – не менее 30 сантиметров. И грибов, а это в основном подберёзовики, стало намного больше.

Чем дальше, тем труднее даются километры. А тут новое осложнение: зачастили замысловатые переплетения карликовых берёзок, сменяемых в низменных местах ползучими зарослями арктической ивы. Они перегораживали путь широкими, труднопроходимыми полосами, перемежающимися кочками и ямами, заполненными ледяной водой.

В Заполярье небосвод кажется заметно ниже, чем в средних широтах. Он как бы прижат к земле и его сплюснутое пространство обычно заполнено мешаниной из облаков всех видов и мастей. Это и могучие, бугристые башни, и высоко взлетевшие полупрозрачные перья, и тяжёлые плоские блины у земли...

Вечером пошли порыбачить на озеро. Хватали одни щуки и все словно отштампованные на конвейере – с килограмм, не более. Только Борису повезло - вытащил пяти килограммовое «брёвнышко». Нас смутило неестественно раздутое брюхо. Первая мысль - селитёрная! Но, когда распороли, поняли, что страхи напрасны – разбойница заглотила чирка - небольшую уточку. Сгубила её жадность – сытая, а не устояла - позарилась на обманный блеск блесны.

Я, раззадоренный знатным трофеем товарища, пошёл попытать счастья за моренным валом на соседнем озере. Надеялся, что уж там-то щуки ещё крупнее! На полпути меня остановил резкий, полный ужаса крик. Оборвавшись на высокой ноте, он заметался по озеру. Через несколько секунд крик повторился, но потише и глуше. Любопытство пересилило страх – решил посмотреть, что там происходит.

Пройдя метров сто, увидел оленёнка, скорчившегося между кустиков полярной берёзы. Мелкая дрожь волнила светло-коричневую шерсть на боку. Рядом лежал громадный волк и лениво слизывал кровь, пульсирующей струйкой вытекающую из прокушенной шеи жертвы. Тут уж мне не до рыбалки стало. Пригнулся и как можно тише отступил, не сводя глаз с хищника.

Встревоженные моим рассказом ребята, приготовили на ночь кто топор, кто нож, что у кого было: вдруг поблизости целая стая серых. Хотя вряд-ли - летом волки живут парами, растят потомство. Но, как всегда в таких случаях, здравый смысл отступает на задний план - спали, просыпаясь от каждого шороха.

Днём нашу группу очередной раз настигла буря. Налетела она с северо-востока. Похоже, что мощные ветродуи в Заполярье не редкость. И опять ветер валил нас с ног, вырывал из рук катамараны (чтобы уменьшить парусность, баллоны сдули), а ночью яростно трепал обветшавшие палатки. Порой он накидывался и мотал их с такой силой, что сердце сжималось – сейчас, сейчас порвёт!

Хорошо, что каждые шесть – семь километров тундру оживляли остроконечные ненецкие чумы – крытые брезентом конусовидные каркасы из 25-35 шестов, высотой около пяти метров.

Рядом с десяток ездовых и грузовых нарт, вытянувшихся в длинную цепочку: где выпрягли оленей, там и стоят, дожидаясь следующей перекочёвки.

Поскольку самые сильные ветра всегда дуют с севера, внутри чума установлен мощный упор. Его верхний конец подпирает жерди через изогнутую поперечину, а нижний вкопан в землю.

Стоят чумы, как правило, на самых возвышенных, продуваемых местах – там, где меньше комаров, но, в тоже время, и недалеко от воды.

От атак кровососов нас спасал специальный крем. Тем не менее, вся одежда, а гуще всего головные уборы, сплошь облеплены длинноносыми кровопийцами, а перед лицом их вьётся такое множество, что дышать приходиться сквозь зубы.

Ненцы радовались нашему появлению, как дети при виде игрушки. (Люди, а тем более с «большой земли», здесь большая редкость). Глава семейства, без лишних расспросов, приглашает в чум, усаживает на мягкие подушки и шкуры поговорить, попить чайку на ягодах. Жаренную рыбу( летом это основная пища ненцев) с хлебом подавали со словами: «Ешьте хорошо, знайте - ненцы добрые люди».

Мы же, получив возможность не только пообщаться, но и собрать материал для энциклопедии, радовались вдвойне. С блаженством пили чай, но ели понемногу - девять ртов могли нанести ощутимый удар по запасам гостеприимных хозяев.

Первым на нашем пути оказался чум ненца Ильи. В нём, кроме хозяина, живут: жена, пятеро детей, тёща и … бойкий сорочёнок. Он ночует в чуме уже два месяца. Утром улетает через дымовое отверстие, а к вечеру возвращается, садится на перекладину и стрекочет - рассказывает о том, что видел.

Женщины одеты в национальных платьях с цветистым орнаментом.

Между собой общаются на родном языке, довольно приятном на слух. Говорят тихо, можно сказать вполголоса.

В центре чума очаг с дымящимися мелкими сучьями полярной ивы, над ним две поперечины, на которых вялится, распластанная вдоль хребта на две половинки, рыба. На прокопчённых крючьях висят чёрные котлы. У очага - низенький столик. Справа и слева настелены окрашенные половой краской доски. На них, ближе к стенкам, груды оленьих шкур, подушки. На полках посуда. По большей части старая, алюминиевая. Набор предметов обихода - минимальный. Меня поразило, что вроде бы маленький снаружи чум, внутри представляет собой довольно просторное жилище, в котором свободно размещались и мы, а это девять крупных мужиков, и хозяева с детьми.

Общаясь с Ильёй, выяснили, что ему, для того, чтобы обеспечить достаток в семье, необходимо иметь стадо не меньше 160 голов (100 важенок и 60 быков). 100 важенок принесут весной около 80 телят. Если 50 из них сдать, то заработаешь 220 -240 тысяч рублей. Этого вполне хватит на год. Все закупки они делают в фактории Лаборовая.

Сейчас стада пасутся на побережье Карского моря – здесь оставили лишь трёх телят на ножках ходулях, чтобы дети учились уходу за оленями. Оказывается, тундровые* ненцы перегоняют стадо к морю до осени – там меньше кровососов. В чумах остаются женщины с детьми, старики и мужчины, гонявшие стадо в предыдущий год. Нынче оленей Ильи пасёт вместе с оленногонными собаками его брат - Пётр. Стадо вернётся только в конце сентября, и будет кочевать по местным пастбищам до весны, выбирая места, где поменьше снега и нет гололёда. В связи с этим байдаратские ненцы летом питаются преимущественно рыбой

и дикоросами (особенно много употребляют дикий лук - черемшу).

*Тундровые – ещё есть и лесные ненцы. Слово «ненцы» в переводе означает «человек». Вообще ненцы среди коренных народов российского севера, являются одним из самых многочисленных. В пределах одного Ямало-Ненецкого округа их проживает 24 тысячи, а всего от Печоры до Таймыра более 40 тысяч.

Из разговоров с Ильёй и другими оленеводами мы почерпнули много полезной для энциклопедии информации. Особенно отрадно было узнать, что число ненецких семей кочующих со своими стадами с каждым годом растёт. И пить стали значительно меньше. Многие, поскольку водку на местную факторию по решению депутатов поссовета перестали завозить, и вовсе не употребляют.

Ненцы считают, что если кусочек еды упал на пол, это означает, что предки, живущие на небе, хотят поесть. Поэтому упавшее сразу бросают в огонь. Верят, что рыбу с хвоста есть нельзя. Нарушишь - рыба больше в сеть не зайдёт.

Чем глубже мы узнавали этих, отличающиеся природной скромностью людей, тем большую симпатию они вызывали. В них нет тщеславной мотивации к успеху и богатству. Добыв необходимое для пропитания, ненец теряет к охоте интерес – вступает в действие врождённый тормоз. Поэтому они спокойны и довольны жизнью.

Для них характерно одухотворённое восприятие природы. Меня поразила образность и простота мысли высказанной Ильёй: «Земля живая, люди маленькие комары на её теле. Кровь из неё сосут и сосут. Скоро наверно лопнут от жадности».

Сколько в этих словах оленевода правды и боли за будущее своей земли! Когда Илья рассказывал нам про доходы от продажи мяса оленины, кто-то, кажется Александр Блинков, резюмировал:

- Значит вашим кошельком является олень!? На что Илья с достоинством ответил:

- Олень, не кошелёк, олень - моя жизнь. Не будет оленя – не будет ненца.

- А не скучно в чуме одним жить?.

- Зачем скучно. Рыбу ловим, дрова готовим, нарты делаем. Летом к соседям в гости ходим, они к нам ходят, зимой на нартах ездим. Совсем скучно станет - с огнём говорим. Он много знает. Он много видел, когда был деревом. Ненцу скучать некогда.

***

Впереди мореные валы. Между ними множество озёр самых разных размеров,

соединённых извилистыми протоками.

Мелководье бороздят утки разных мастей, пореже гуси. А из-под ног с оглушительным треском разлетаются отъевшиеся куропатки.

Поднявшись на очередную мореную гряду, увидели, наконец, широкую долину, разрезанную мутно-серой Щучьей - размашистой и многоводной рекой. Из-за ветра, гнавшего против течения метровые валы, сплавляться пока невозможно. Порывы ветра порой достигали такой силы, что гребни волн буквально разрывало на клочья.

Ожидая ослабления урагана, спустились в ложбину, густо заплетённую ветвями малорослой ивы. Здесь было так тихо, что лист не шелохнёт. Однако, надвигавшаяся грозовая туча заставила-таки нас, задолго до вечера подняться на увал и искать чистый, ровный пятачок для лагеря. При установке палаток ветром сломало несколько стыков углепластиковых дуг. Пришлось напильником обтачивать концы штырей под внутренний диаметр соединительных втулок.

Утром следующего дня, хотя натиск ветра ослаб не намного, всё же поплыли. И в этот-же день, основательно намучившись - из-за встречного ветра почти половину пути тянули тяжело гружённые катамараны бечевой, добрались до единственного в байдаратской тундре постоянного селения - фактории Лаборовая. Расположена она на высоком берегу Щучьей в километре от основного русла.

В этом посёлке, состоящем из двух десятков домов в одну улицу, постоянно проживает живёт пятьдесят человек, а прописано пятьсот – остальные кочуют и приезжают в факторию лишь за продуктами или за медицинской помощью.

Мужчины ездят на нартах, имеющих только заднюю спинку. На женских ещё есть боковина - это чтобы удобно и безопасно было ездить с детьми. Управляют оленями с помощью вожжи, прикреплённой к недоуздку самого сильного быка.

Товары возят на больших - грузовых нартах. Есть ещё специальные нарты для перевозки чумов (жердей, меховых и брезентовых покрышек).

Нас удивило то, что в такой глухомани стоит церквушка.

Маленькая, но внутри очень уютно, много (не меньше тридцати) икон. Православие давно прочно вошло в жизнь ненцев благодаря его схожести с их мировоззрением. У ненцев тоже был небесный бог ( Нум), живший на седьмом небе. А под семью слоями вечной мерзлоты властвовал его супротивник – бог смерти (Нга). Того, кто поддался соблазнам и попал во власть подземного бога Нга, ожидали муки, а кто жил честно, того после смерти ожидала вечная радость в обители небесного бога Нум.

Ненцы полагают, что силы этих богов равны и именно это поддерживает баланс на Земле. Мудрое суждение! Видимо поэтому, борьба добра с силами зла длится тысячелетия, но никто не может взять верх.

Заглянули мы и в школу. Оказывается это не просто место, где учат читать, считать, а ещё и национальный ликбез. Здесь наряду с обязательными предметами дети постигают азы тундровой жизни: обучаются, как ставить чум, пасти оленей, шить меховую одежду.

Интересно устроена комната для младшеклассников: движущиеся полукругом шторы напоминают детям чум, вместо парт мягкие подушки. Рядом комната, в которой собраны чучела животных, обитающих в тундре, парят, подвешенные на леску, птицы. Вобщем, воссоздана привычная, не травмирующая малышей обстановка. Фактически это семейный детский дом, устроенный удивительной, несгибаемой воли женщиной - Анной Павловной Неркаги.

Здесь одной семьёй живут и её дети, и дети со всей Байдаратской тундры. Она для них и мать, и учитель, и духовный пастырь, и жизнеутверждающий пример.

Это благодаря Анне Павловне здоровый образ жизни стал нормой среди её сородичей. Сейчас от ненца не услышишь традиционное: «Сарка тара?» (Водка есть?).

Помогла Анна Павловна и нам. По её распоряжению водитель «Урала» за семь часов неимоверной тряски доставил нас к вокзалу города Лабытнанги.

Всё – экспедиция завершена! Мы счастливы. Больше всех, пожалуй, я. Будучи самым великовозрастным, я очень переживал - боялся подвести ребят. Но, слава Богу, из-за меня не произошло ни одной задержки. А на пеших отрезках случались дни, когда именно я задавал темп движению.

Полярный Урал восхитил нас не только строгой, дикой красотой его голокаменных отрогов, но и богатством животного мира. Давно не доводилось видеть в таком количестве непуганых птиц и зверей (удивлённые зайцы подбегали к нам на десять – пятнадцать метров и разглядывали, недоумённо хлопая глазами).

А как оказывается прекрасна цветущая тундра! От дурманящего запаха багульника и других цветов голова порой шла кругом. Но и трудностей нам выпало более чем достаточно. Тут и «живые» осыпи, норовящие стащить в пропасть; и ревущие пороги и коварные трещины в многометровом фирне; и переправы через стремительные потоки; и забивающие рот и нос кровососы.

Но более всего нам досаждали фокусы переменчивой погоды. В своих многочисленных путешествиях я пережил не мало её причуд, однако с такими непредсказуемыми, как здесь, не сталкивался. Случалось, что в течении суток погода по три – пять раз меняла своё настроение, причём довольно круто, со скачками температуры от плюс двадцати пяти до нуля градусов (это в июле-то!).

И самым тяжёлым экзаменом, устроенным Севером, оказался ураган, настигший нас на выходе из ущелья, в трёх километрах от озера Большое Щучье. Скорость ветра, с зарядами дождя и мокрого снега, тогда достигала пятидесяти метров в секунду! Его напор был столь силён, что одну палатку разорвало в клочья, а у двух других переломало углепластиковые дуги и вырвало часть оттяжек. Из-за этого палатки прижимало к земле так, что тент ложился на наши лица, залепляя их мокрым капроном. Чтобы не задохнуться, приходилось подпирать его ногами.

Маршрут позволил нам увидеть и запечатлеть девственную красоту самых глухих, нехоженых практически не тронутых цивилизацией уголков Полярного Урала. И понять, насколько богата наша Россия.

До новых встреч, ребята!